Реклама в Москве… Для тех, кто хоть раз видел то, что творят в столице с историческим обликом, как его уродуют это новостью не станет! Но мы считаем, что нельзя закрывать на это глаза! Представляем Вам новый материал: фотографии и плакаты графика и мастера художественной фотографии, Валерия Близнюка, и статью историка и публициста, председателя историко-культурного общества «Московские древности» Анны Федорец.

БОЛЕЗНЬЮ ИСКАЖЕННЫЕ ЧЕРТЫ:

БИЧ МОСКОВСКИХ УЛИЦ

Одна из красивейших русских легенд рисует перед читателем образ торжественно-печальной гибели древнего города, рассказывает о биче Божьем, постигшем его жителей «по их грехом». Вот перед читателем возникает прекрасный Китеж-град, уходящий на дно прозрачного озера. Вот перед внутренним его взором проплывают деревянные дома и каменные боярские палаты, тихо тающие в водах Светлояра. Сурово-торжественные лики древних икон, не желающих покидать тонущий город. Ярко горящие на солнце голубые и золотистые главки белокаменных церквей, обреченных навеки скрыться от глаз людских.

Как печально звонят уходящие под воду колокольни! Какое горе слышится в парящих над озерной гладью криках серебрянокрылых чаек! Отчего это их стало больше, чем всегда? Уж не китежане ли в них превратились? Вот и все, сомкнулись озерные воды, и тихое их колыхание на месте, где был древний город, страшнее самой грозной бури…

Стоп.

Это не Китеж-град тонет в кристально чистых водах Светлояра. Это великий град Москов погружается в топкое месиво разноформатной рекламы. Это московские дома стонут от навалившейся на них неслыханной тяжести. Это московские колокола звонят по гибнущей старине.

Никогда еще лик древней столицы не был так сильно искажен, как в наши дни. Никогда еще болезнь рекламы не въедалась в ее тело так, как сегодня. Человек, выработавший в себе привычку после рабочего дня гулять по центру первопрестольной, не может не заметить, как год от году растет количество, масштабы и разнообразие форм рекламной продукции. Вот были скромные придорожные щиты и вывески – а вот уже гигантские панели загородили собой целые дома и кварталы, а за хороводом растяжек скрывается, уходит в небытие панорама города.

Под толстым слоем рекламы «пропадают» исторические достопримечательности города: особняки, усадебки и доходные дома, храмы и монастыри. Само по себе количество рекламы не внушает и не может внушать добрых чувств ни москвичам, ни гостям города. Но плохо даже не то, что рекламы много. Хуже всего, что она принимает все более и более гротескные формы. Как будет воспринимать мир ребенок, узнавший, что колбаса в диаметре может быть больше, чем стена его комнаты, а женское лицо иной раз превышает размерами двухэтажное здание? Каким будет его художественное чутье, его чувство гармонии, чувство соразмерности окружающих его предметов? Ведь детям жить и творить после нас… Да что ребенок, взрослому становится жутковато, когда на него с рекламного щита мчится легковая машина-монстр или прыгает гигантская дикая кошка…

На это можно возразить: мол, что тут нового, масштабная реклама на московских улицах была и в XIX столетии. Глупо отрицать факты. Реклама была. Другое дело, какая это была реклама. А была она под стать городу – игрой эстетов. Чтобы не потерять лицо, игроки четко придерживались неписаных правил. А правила эти гласили: реклама не должна быть агрессивной, состоящей сплошь из резких форм и сочетаний. Привлекать покупателя нужно прежде всего красотой, изяществом оформления. Масштабная уличная реклама XIX – начала XX столетий – это прежде всего реклама шрифтовая, в которой информация до потребителя доносится путем воздействия не столько на его рефлексы, сколько на его эстетические чувства. Игра стилей, красок и форм дает покупателю достаточную информацию, чтобы он сумел сделать выбор в пользу конкретного товара. Это справедливо не только для вывесок, но и для этикеток товара и даже для столь необычного вида рекламы, как… здание магазина. Знаменитый «чайный домик» на Мясницкой с его формами пагоды и орнаментацией в китайском стиле – не что иное, как удачный рекламный ход, говорящий: «чай, который здесь продается, – прямиком из Китая».

В тех случаях, когда шрифтовая часть рекламы дополняется изобразительной, изображения во всех случаях соразмерны человеческому росту, а также – масштабу и назначению зданий. В самом деле: дореволюционная реклама никогда – ни при каких обстоятельствах – не закрывала церковных зданий. Вежливо обходила она стороной музеи, дворцы, особняки, возникая лишь в тех местах, где она была уместна.

Современная же московская реклама – иная. Москвичи жалуются на то, что их город сер и угрюм. Не от чего ли иного эта серость и невзрачность, как от миллионов тонн пластика, не дающих ему дышать? Превращающих и самый центр, самое лицо красавицы-Москвы в продолжение ржаво-бетонных спальных районов? Уж не на фоне ли неонового многоцветья город превращается в пыльного бродягу, которого никто не желает замечать, в город-невидимку?

Современная реклама – это целый мир, жизнь в котором происходит по особым правилам. Ее создатели будто специально поставили перед собой цель создать единое пространство городской рекламы, противоположное пространству реального города. В этом рекламном мире всё – слишком. Слишком ярко, слишком громко, даже слишком радостно… чтобы быть правдоподобным. Сами рекламодатели считают, что их усилия недостаточны, что их реклама «мертвая», так как она не воздействует на зрителя. Что ее нужно оживить, сделать более яркой и подвижной: ведь проецируемые на стены домов движущиеся картинки, гуляющие по асфальту изображения не смогут остаться незамеченными… Вот только реклама не действует вовсе не потому, что она «мертвая», вовсе нет. Потому что – агрессивно, чуть ли не единственно живая. На ее фоне сам город кажется маленькой картонной игрушкой, по нарисованным улицам которой невидимая рука передвигает хрупких бумажных солдатиков – жителей города. Человеку в гиперболизированном мире рекламы неуютно, он инстинктивно «закрывается», уходит от считывания информации с навязчиво-крикливых рекламоносителей.

Мало-помалу город теряет свое лицо. На теле его появляются все новые и новые чудовищные нарывы. Но… неужели оскудела Москва красотами? Неужто меньше в ней достопримечательностей, чем в Париже или, скажем, Лондоне, где туристы ежегодно оставляют многомиллионные суммы, лишь бы взглянуть на всемирно известные Тауэр и Эйфелеву башню, Биг Бен и Лувр, соборы Святого Павла и Парижской Богоматери? Нет, богаче Москва, чем Париж и Лондон вместе взятые. Просто богатство ее транжирится, выбрасывается на ветер. Та, старая Москва, Москва, которой можно и нужно гордиться, обращается в пепел и старые фотографии, беспощадно закапывается в московскую же сырую землю. На месте живой, венценосной столицы появляется торопливо слепленная скульптура размалеванной самозванки, чье тело стыдливо прикрывается гигантскими растяжками.

Нет воздуха. Душно. Нужен простор. Да где он, тот простор? Единственное место, где глаз может отдохнуть от чудовищных скоплений уродства – это церковная, это монастырская территория. Посмеет ли кто развешивать рекламные щиты на церковной земле? Сразу за пределами – смеют. Стоит выйти за церковную ограду, и на тебя вновь обрушивает свои воды мутный поток рекламы. Маленькая, уютная церковь Феодора Студита у Никитских ворот выглядит беспомощной, как Василиса Премудрая с васнецовского полотна, хочет убежать подальше от ближайшего дома – самого Кощея Бессмертного. На торце его – лицо чудовищной красотки, распростершееся на всю стену, грозящее перерасти и съесть церковь, покорежить тянущуюся к небу изящно-беззащитную колоколенку.

Москва нынче хоть и богачка, но прокажённая – кто захочет общаться с нею?

Время от времени в среде журналистов, политиков, членов Государственной думы вспыхивают дискуссии о том, что хорошо было бы ограничить рекламу на улицах древнего города. Однако до настоящего времени стихия рекламы затопляет центр Москвы, словно бурная река при высоком паводке, и нет тех гранитных набережных для нее – законодательных ограничений, – которые не позволили бы разбушевавшейся воде разрушительно воздействовать на столь тонкое, можно сказать ажурное явление, как благородный дух московской старины. Вместо этого рекламную стихию останавливают жалкие бревенчатые преграды единичных решений. Они невысоки, между ними полным-полно дыр, сквозь которые рекламные воды протекают прямо к стенам памятников архитектуры.

Достаточна ли строгость, достаточна ли масштабность этих незначительных ограничений? Легко ли москвичу, проникнутому духом московской старины, болеющему за судьбу ее памятников, видеть гигантскую фасадную рекламу, которая с высоты Большого Устьинского моста равняется по габаритам Кремлевскому ансамблю, с которым и соседствует? Или многоразличные рекламные конструкции, загромоздившие Пушкинскую площадь? Или крышные установки, под тяжестью которых проседают изящные особнячки?.. Интеллектуальное сообщество столицы давно и прочно выстрадало мысль, что ограничения должны быть более строгими и действенными.

Москва заслуживает такого же к себе отношения, как известные туристические центры Европы – те же Лондон и Париж, а также образцовые в смысле отношения к своим старым центрам Рим, Стокгольм, Прага и даже столицы стран бывшего соцлагеря: Вильнюс, Рига, Таллин. В этих городах сохраняется атмосфера старины: места скопления главных достопримечательностей, сам городской ландшафт тщательно оберегается от разрушительного влияния новаций. А если современный мир все же посягает на древнюю территорию, он встречает упорное сопротивление. Так, многочисленные акции протеста вызвало строительство прозрачных пирамид рядом со стенами Лувра. Все перечисленные выше города, за исключением Рима, уступают Москве в количестве прекрасных архитектурных памятников. Но… туристов они привлекают в разы больше: только в нашей столице первоклассные памятники архитектуры бытуют в окружении, им чуждом, сбивающем эстетический настрой туристов. Настоящий золотой клондайк для Москвы и москвичей – туризм – используется ничтожно мало. Потенциал его не то что не вычерпан – к нему едва притронулись. Между тем, создание особых историко-культурных заповедных зон сулит колоссальные прибыли для городской туристической, гостиничной, сувенирной индустрии. В уважительном отношении к родной старине – будущее нашего города.

Каким увидят город наши дети, зависит от нас. Неужто так и будут закрываться фасады домов фиговыми листами агрессивно-навязчивой рекламы? Неужто по-прежнему пластик станет обволакивать любую свободную поверхность? Неужто дешевая бижутерия неоновых россыпей, разместившаяся в 1990-х на груди красавицы-Москвы, и дальше будет унижать ее царственное достоинство? Нет, живо сердце надеждой. На то, что реклама в скором будущем исчезнет с лица Москвы – уйдет за пределы Бульварного, а еще лучше – Садового кольца. Что та немногочисленная реклама, которая все же останется, примет иные, эстетически приемлемые формы: уменьшится в размерах, станет соразмерной облику особняков и церковок, а главное – гармоничной. То есть не только более художественной и учитывающей историческую значимость и функции зданий, но и – это особенно важно – изготовленной исключительно из натуральных материалов: дерева, металла, керамики. Такая реклама, вместо того чтобы входить в противоречие с историческим обликом города, гармонично в него впишется и позволит увидеть то лицо Москвы, которое ее жители не видят вот уже много лет – лицо юной прекрасной женщины. Только восстановив прежний, милый сердцу москвича, облик города, можно дождаться паломничества туристов в столицу России. Только тогда можно будет без стыда смотреть на обновленное лицо Москвы, с гордостью показывать помолодевшую ее красу гостям столицы: «Смотрите и запоминайте. Это – наш город!»

Справка: Валерий Близнюк — художник-график, фотограф. Родился в 1964 году в Москве. В 1990 году окончил Московский государственный художественный институт им. В. И. Сурикова, мастерская станковой графики. С 1998 года член Московского союза художников, секция монументальной живописи. Участник множества персональных и групповых выставок.