Жизнь москвичей в 1940-х — 1950-х годах
Просто помнить…
Жизнь москвичей в 1940-х – 1950-х годах
Посвящаю:
прапрадеду Степану (1883-1945)
прапрабабушке Тане (1885-1954)
дяде Лёне (1889-?)
прадеду Павлу (1900-1950)
прабабушке Насте (1906-1968)
дяде Саше (1931-2007)
дяде Володе (1932-1996)
бабушке Вале (1938-2010)
тете Инне (1939-2012)
Предисловие
Я не считаю себя коренной москвичкой. Предки мои происходят из Тверской и Ярославской губерний. Но поскольку уже мои прапрадедушка и прапрабабушка перебрались в Москву, я считаю этот город своим. Слишком много здесь мест, с которыми невидимыми нитями связалась жизнь моей семьи.
Та Москва, в которой осталась молодость моей бабушки, ушла навсегда. Стерты с московских улиц те дома на Красной Пресне и в Мещанском районе, где мои родные любили и страдали, радовались и печалились, одним словом, жили. Ушли и многие из близких, и стерлись их следы… Но не стерта память, а она, вместе со старыми фотографиями, родными могилами на Ваганьково, снова и снова повторяет: ОНИ БЫЛИ!!! И память снова возвращает нас на десятилетия назад, в ту страну под названием СССР, в ту Москву, где родились наши бабушки и дедушки.
Им я и посвящаю этот очерк, основанный на том, что мне рассказывала моя бабушка Валентина Павловна о своей жизни, детстве, юности… О жизни, которая у каждого своя и которая так похожа на множество других жизней… Так бывает всегда. Но у поколения, рожденного в 1930-е, не могло быть иначе. Их объединила одна судьба, неизбежная и неотвратимая. И они приняли ее. И десятилетиями испытывали радости и горести, которые она им посылала. И никогда не жаловались. Они так привыкли.
Часть I
Моя бабушка Валентина родилась в 1938 году в Волковом переулке на Красной Пресне. Об этом времени трудно что-то сказать – бабушка была совсем маленькая и не помнила ничего особенного. Семья была большая – бабушка Татьяна, ее брат Алексей (в семье его звали просто дядя Лёня), дедушка Степан, родители моей бабушки – Анастасия и Павел, и два бабушкиных брата – Александр и Владимир. Удивительно, но тесно в доме не было.
Это безоблачное время детства длилось недолго. Одна страшная полоса перечеркнула мирное счастье большой семьи, как и счастье тысяч других семей, в одночасье превратив обычных детей в детей войны…
Известие о начале войны застало прабабушку Настю с детьми не в Москве. У нас чудом сохранилась фотография, сделанная в деревне Бережки Ярославской области, и подписанная страшной датой – 22 июня 1941 года. На ней – мои родные на пороге испытаний, еще неизведанных, но уже предчувствуемых.
Прадедушка Павел ушел на фронт. Ушел воевать и дядя Лёня, уже не призывного возраста человек, но, как истинный офицер, знавший, где его место.
А прабабушка с тремя детьми всю войну пережила в Москве. О том, чтобы уезжать, не было и речи – ведь Сталин был в Москве, а, значит, город не сдадут неприятелю. В это твердо верили. По поводу упоминания здесь исторического лица хочу сразу оговорить, что я не выступаю ни апологетом, ни обвинителем. Слишком сложно, особенно, сейчас, судить о чем-то. Что было, то было.
О событиях войны бабушка рассказывала со слов прабабушки Насти, но цепкая детская память выхватила отдельные моменты жизни военной Москвы. Воздушная тревога… Все спускаются в бомбоубежище… А дедушка Степан (мой прапрадедушка), прошедший Первую Мировую войну, всегда оставался дома и разогревал суп, чтобы, когда утихнет бомбежка, вернувшаяся из бомбоубежища семья могла сесть и пообедать… Дед умер 7 мая 1945 года, не дожив двух дней до Победы…
А вот страшная быль войны, рассказанная прабабушкой Настей: бомба разрушила стену дома, стоявшего возле зоопарка, но квартиры в нем остались целы. В одной из комнат в кресле сидела молодая женщина, вся седая и…мертвая…
Прабабушка, сколько ей пришлось вынести на своих женских плечах! Всю войну она была донором, сдавала кровь для раненых. Ее донорская книжка хранится у меня до сих пор. Только на прямое переливание прабабушка не соглашалась – страшно…
А по ночам прабабушка Настя шила. И все время получала выговоры от участкового милиционера – за нарушение светомаскировки… Наутро прапрабабушка Таня ходила на Тишинский рынок, где можно было сшитое платье обменять на хлеб. У всех были разные потребности даже во время войны.
Когда неприятеля отогнали от Москвы, прабабушка ездила на подмосковные поля – собирать замерзшую капусту, которую не успели убрать…
Так тянулись дни. Дни страдания, дни надежды. А потом пришла весна. Весна 1945-го. Того легендарного салюта бабушка Валя не помнила. Ее попросту не взяли – маленькая еще была. Но зато помнила, как по Москве вели пленных немцев…
После войны дети часто бегали в зоопарк – там, возле клеток, можно было доесть жмых, который не съели обезьяны… Война закончилась, но жизнь была по-прежнему очень трудной.
Потом улыбнулось счастье – вернулся живым дедушка Павел. Он воевал на Белорусском фронте, война для него закончилась в Кёнигсберге. Бабушка помнила этот момент очень отчетливо: прибежал соседский мальчишка с криком: «Ваш папка вернулся!»… И первой бежала бабушка. Самая младшая, разлученная с отцом так рано.
Дядя Лёня не вернулся. Еще во время войны, в 1942 году, он пропал без вести, попав в окружение под Смоленском. Он имел личное оружие и всегда говорил, что в плен живым не сдастся и что последняя пуля в его пистолете будет предназначена ему. Какой же сильный был человек! Есть ли сейчас такие люди? Не знаю. А о дяде Лёне мы ничего не знаем до сих пор. Но в нашей памяти он остался героем.
С возвращением прадедушки жизнь потихоньку стала налаживаться.
Но счастливое время воссоединения всей семьи, уже испытавшей горечь потерь, длилось очень недолго. Судьба неумолима. В 1950 году прадед Павел умер. Прабабушка Анастасия снова осталась одна с тремя детьми, но теперь – навсегда… Замуж она больше не вышла.
Бабушка Валя всю жизнь вспоминала отца, и всю жизнь ей не хватало отцовской заботы и защиты.
Для меня война – это, конечно, гордость и радость Победы. Но, прежде всего, – это боль утраты. В нашей семье никто из воевавших не дожил до того времени, когда я родилась. Но это боль, которая делает сильнее. Ведь они, наши прадедушки и прабабушки, прошли через испытания и страдания, чтобы жили мы. И мы живем, храня в своей памяти их мужество, которое нам поможет в трудный момент. И если вдруг у нас отнимут все, останется наша боль и их сила, живущая в нас, которые, соединившись, все преодолеют. А сейчас, пока все благополучно, от нас требуется самая малость – просто помнить…
Часть II
Начались 1950-е. Для бабушки это были школьные годы. Учится бабушка пошла в 1946 году. В 1945 году, когда Вале исполнилось семь лет, вернувшийся с фронта дедушка Павел в школу ее не пустил – уж очень маленькая была, из-за парты не видно…
Теперь девочка подросла. Мальчики в семье тоже выросли. Володя учился в ремесленном училище (в будущем Симаков Владимир Павлович – заслуженный связист СССР, его портрет висел на ВДНХ). Саша, Александр Павлович, всю жизнь отдал родному заводу, впрочем, как многие ребята его поколения. Мне посчастливилось застать дядю Сашу в живых. Очень хороший был человек, и до конца дней остался убежденным коммунистом.
С 1947 года семья жила на новом месте – в Больничном переулке (станция метро «Проспект Мира»). Старый район Москвы – города, еще не запруженного автомобилями, не изуродованного небоскребами из бетона и стекла, не исковерканного бешеным ритмом жизни. Жили мои родные в двухэтажном кирпичном доме. Раньше это был, вероятнее всего, флигель для прислуги при барском доме. Окна выходили в арку ворот и на улицу.
Кирпичные стены согревали зимой (имелась и печка, а кирпич хорошо держит тепло) и приятно охлаждали летом. В доме был погреб, куда можно было убирать соленья-варенья. Старинная лестница с витыми перилами… Конечно, не было тех удобств, к которым мы сейчас привыкли. Но зачем же ванная комната, когда рядом – Ржевские бани! А еще был утопающий в зелени двор. Такой маленький московский дворик, один из тех, каких в Москве было множество… Сейчас ничего нет. Ни домика, ни дворика. На месте дома №5 по Больничному переулку ныне стоит элитное жилье конца XX века, которое ничуть не украшает маленький тихий переулок. Бабушка всегда говорила мне, что ее сердце навсегда осталось там – на Больничном переулке, в стареньком двухэтажном доме…
Люди там жили, как родные. Все соседи друг друга знали. Моя семья жила на первом этаже, поэтому в квартире был «проходной двор». Вся детвора приходила, особенно когда у нас пекли блины… И двери были всегда открыты.
Конечно, к молодому поколению семьи приходили друзья. Это было время, когда завязывалась дружба – с юности и на всю жизнь. У бабушки была подруга. Со школьных дней и до самого конца жизни они прошли вместе через десятилетия, через испытания. И для меня они – как две сестры. И я их обеих помню – и бабушку Валю, и тетю Инну.
К сожалению, 1950-е — это ещё и время потерь. В 1954 году умерла прапрабабушка Таня. Все заботы в доме легли на плечи прабабушки Насти. Жилось по-прежнему нелегко.
В 1953 году произошло событие государственного масштаба – умер Сталин. Сейчас можно как угодно относится к его личности, проклинать, ужасаться. Но, так или иначе, тогда закончилась эпоха. Целая эпоха, страшная, тёмная, мрачная, кровавая. Но она была, и люди тогда жили и во что-то верили, как и в любую другую эпоху. В моей семье, к счастью, репрессированных не было, и этот день у нас восприняли трагически. Свое прошлое нужно принимать. Не бояться и ни в коем случае не забывать. «Плохое» или «хорошее», оно все равно наше. Без него мы были бы не мы.
А потом началась новая эпоха. Какое же это было счастливое время! Все молодые, полные сил! В 1956 году бабушка закончила школу и поступила в швейное училище (бабушка у меня была отличным портным, работала в военном ателье; примечательный эпизод – она входила в бригаду портных, которые шили костюмы (военную форму) для фильма «Семнадцать мгновений весны»).
В 1957 году бабушка ездила вместе с группой молодежи в Казахстан, целину поднимать! Бабушка вспоминала, что везли их в товарных вагонах, в которых вместо кроватей были устроены нары… Но все равно было весело! Пункт назначения – Чкаловская область, станция Шильда. Жили лагерем, в палатках, в степи. После жаркого дня наступала очень холодная ночь. Все удобства, простите за подробности, были в получасе ходьбы от лагеря. Но в девятнадцать лет нет непреодолимых расстояний! Ночью в лагерь приходили шакалы. Только огоньки глаз сверкали в темноте…
Молодежь знакомилась, общалась, сочиняла песни. А, главное, у всех была высокая цель – целинные земли приехали поднимать! И поднимали. Обратно в Москву ударников труда везли уже в самых комфортных условиях.
А еще в 1950-е всегда ходили на демонстрации. Демонстрация, будь то ноябрьская или первомайская, для людей была праздником. Все в приподнятом настроении, нарядные, с цветами, шли и пели. Что именно пели, я, конечно, не знаю. Наверное, что-то о родине и о своем городе:
«Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая!»
Эпилог
Пусть умные люди-историки разбирают теперь, кто прав, кто виноват был тогда, и какого человека собиралась «сконструировать» власть. Я пишу только о тех, кого я знала. А они были добрые, сердечные, отзывчивые. Всегда готовы были помочь. Бескорыстно! Умели отдавать и ничего не брать взамен. Дружбу пронесли через годы. С соседями жили одной семьей, и даже после переезда, в течение многих лет, продолжали общаться с соседями по старой квартире. Они любили родину. Встречались за одним столом с огромной родней. Доброжелательно относились ко всем вокруг, независимо от национальной принадлежности. Плохое или хорошее, но советское воспитание было таковым.
Мы сейчас другие. Сомневаюсь, что нам есть чем хвастаться. О нашем поколении вряд ли кто-то напишет такие строки. Слишком беспринципно живут ныне люди, ведомые правилами «живи для себя», «делай, как тебе удобно», «для достижения цели все средства хороши» и так далее. Не будем о грустном.
Очерк подходит к концу… Все когда-нибудь кончается. Мои дорогие, которым я посвятила еще в самом начале этот очерк, для меня уже только воспоминания. В некоторых случаях даже не мои собственные воспоминания. Увы, мне не всех посчастливилось увидеть живыми… Сейчас нет никого из них. Но осталась память и любовь. Все, что я написала – знак моей любви. И свет их любви, мерцающий сквозь толщу времен…
_________________________________________________________________________________________
Также рекомендуем посмотреть другой материал автора
Отражения Судьбы… История одной московской семьи в фотографиях
…»Все в приподнятом настроении, нарядные, с цветами, шли и пели… » — Горько осознавать, но этого более никогда не будет. Спасибо, Наташа, прекрасные строки.